Цитаты:

С конца 1900-х годов натюрмортов Коровин писал очень много, чаще всего — розы. Композиции белых, палевых, нежно-алых и густо-бордовых роз наглядно представляли «гармонизацию всего строя цветовых отношений», добиваться которой Коровин советовал ученикам не подбирая одну часть к другой, а стараясь охватить мотив целиком, больше поглядывая на натуру, чем на мольберт. В этих холстах отчетливо проступало восхищавшее учеников свойство Коровина, у которого «изумительная грация каждого движения переходила в какое-то душевно-пластическое чувство», зрительная тонкость отражалась в «изящном прикосновении кисти к холсту». Надо сказать, натюрморт у художников начала века вообще обрёл большую популярность как жанр, наиболее пригодный для живописного эксперимента, аналитического изучения натуры, её конструктивных интерпретаций. Однако «русским сезаннистом» убежденный «коровинист» Коровин не сделался; пластический анализ и его интересовал, «только, — говорил он ученикам, — вы помните, куда вы идёте... куда стремитесь». Сам он прекрасно чувствовал, как с возрастом, с переменой жизненной ситуации изменяется личное восприятие и почему уже невозможна прежняя тёмная гамма серебристо-дымчатых тонов, почему теперь требуется «тон к тону не доводить, брать отдельно тени и цвета, ляпать на холст, не стушевывая». Иная музыка в душе любимого, знаменитого, ничем не стесненного живописца, которому хочется развернуть холсты яркими драгоценными коврами, подчеркнуть ритмы громких радостных созвучий. Сам он хорошо понимает, почему «Розы» сейчас полнее всего выражают тему, вечно звучащую в его сердце. Мотив почти до неприличия банальный. А он и выбран именно поэтому. Потому что прекраснейший из цветков неоспорим в своём совершенстве, потому что эти царственные бутоны, эти нежные плотные свёртки тончайших лепестков пленяют и воодушевляют всех. Розы разбрасывает Врубель перед троном Богоматери, роза в руке Прекрасной Дамы и черных кудрях Карменситы, роза в зубах необычайно оживлённого (и невероятно — улыбающегося на виду всей улицы) Серова. И разве можно ошибиться, оттенками какого чувства переливаются крымские розы Константина Коровина?

...В «Розах» формула главного завета Коровина ученикам — «надо любить». Розы, воплотившие его крымское счастье, Коровин писал повсюду; не менее охотно он изображал розы, украшавшие его дни в Москве, Париже, Биарицце, на берегу Бискайского залива. Как мотив недостаточно самобытный, «Розы» давали повод к очередным напоминаниям о «французистости» его живописи; любопытно, однако, что подобные упрёки иной раз слышались и не от соотечественников . <…>

Его «Розы» — поющие хорами счастья, трепещущие радостью, обольстительные ловушки для света и красок, его богини красоты, его слава, его понимание жизни, хранимая на груди святыня, девиз и герб его художнической чести, цветок его любви к благословенной живописи. Нет, Розам он не изменит никогда[1].

Розы пышно цветут на полотнах Константина Коровина, иногда розовые или белые, но в подавляющем большинстве пурпурные, роскошные, звучащие мощными аккордами. Аккордами гимна красоте. Художник писал их и в девяностые годы, и в десятые, и в тридцатые. Любя все красивое в природе, наслаждаясь красочными созвучиями, от нежных, едва уловимых оттенков до сильных, доминирующих цветовых мазков, Коровин изображал различные цветы — настурции, мальвы, сирень. Но они крайне редко были самостоятельным «предметом» его изучения.

Эти цветы, по большей части, лишь украшали безмолвные пейзажи и пейзажи-картины с введением человеческих фигур. Они подчёркивали неповторимую красоту природы и акцентировали слияние с ней человека, являющегося его частью, не менее прекрасной, чем травы, деревья, цветы. <…>

И всё же роза, царица цветов, — главный объект коровинских натюрмортов. Ни один цветок не повторяет другой. Смело, широкой кистью, обобщённо вначале, а затем доводя до тончайших нюансов, осветляя или затемняя отдельные лепестки, выращивает Коровин на полотнах розу за розой. Как заботливый садовник, он наслаждается и гордится их расцветкой, сочностью, своим умением составлять букеты. Розы на фоне моря, неба, зелени, интерьера, на фоне темноты ночи или вечерних городских огней. Особенно удачны и многочисленны натюрморты с розами в период десятых годов, написанные по большей части в Крыму… [2]

«Всё большей чистоты красок ищет К.Коровин: его звучные натюрморты («Розы» и «Сирень») в этом смысле — шаг вперёд, — писал искусствовед Яков Тугендхольд в журнале «Аполлон» в 1914 году. — ... Боже мой, как много русского в его темпераментной растрёпанности мазка...». Глядя на коровинские розы, невольно вспоминаешь роскошные букеты Николая Сапунова, коровинского ученика, влюблнного в своего учителя и так много от него взявшего. <…> Розы у Коровина — символ жизнеутверждения, символ совершенства, апофеоз красоты. И главное всё-таки, думается, не в решении чисто художественных задач. Розы всегда олицетворяли для Коровина радость, восторг перед жизнью. Поэтому он писал их и в счастливые моменты, и в тяжелейшие — в войну, в революцию, в разруху. Они помогали ему жить, то отражая прелесть бытия, то поднимая его дух в минуты депрессии. Интересно, что в его мастерской («мастерская — это спасение от мира подлости, зла и несправедливости», — определил Коровин ещё в начале 1890-х годов) на полках, столах, шкафах, подоконниках всюду и всегда, по воспоминаниям современников, стояли алые бумажные розы, которые он охапками закупал на московских вербных базарах. Они служили ему своеобразным допингом для подъёма настроения, радуя глаз и постоянно напоминая, что цель его живописной музы — красота. Когда не было живых роз, Коровий писал бумажные, вдыхая в них жизнь уже на полотне. Иногда же он будто специально оставлял ощущение искусственности, словно делал на память слепки с полюбившихся цветов.

Крымские розы Коровина особенно великолепны. Наверное, оттого, что художник любил Крым, а в Крыму — больше всего Гурзуф. В один из редких для него периодов финансового благополучия построил он там дачу по собственному проекту. Сам окрашивал стены комнат и устанавливал вазы и кувшины, приобретавшиеся им в течение долгих лет собирательства. По воспоминаниям его приятельницы Надежды Ивановны Комаровской, Коровин всегда очень тщательно подбирал вазы для букетов, для каждого — свою, по форме, по массе, по цвету. Этого требовало его обострённое эстетическое чувство. В натюрмортах же розы затмевали всё, а вазы лишь условно намечались несколькими мазками.

«В Гурзуфе он писал свои розы, то влажные от утреней зари, то пламенеющие на солнце»,— рассказывала Комаровская, отмечая, что в Крыму, особенно весной, в период цветения Коровина обуревала «лихорадка вдохновения». Работал он очень быстро, менял холсты, когда утренний свет менялся дневным, затем - вечерним. Писал с утра до вечера. <…>

Действительно, коровинские розы были знамениты, ими восторгались, их покупали. Даже во Франции, уже будучи в эмиграции, художник получил письмо от незнакомого человека, соседа по улице, тоже русского эмигранта, приглашавшего Константина Алексеевича в гости: «Я ещё из Москвы помню Вас. Помню восхищался картинами, и была у меня ваша картина «Розы в Крыму» — синее море и розы...». Случай этот, когда незнакомец вспомнил художника по «Розам в Крыму», Коровин описал в рассказе «Недоразумение». Наверно, так произошло на самом деле, но если даже это вымысел, то важно, что своим «опознавательным знаком» Константин Алексеевич сделал крымские розы. И то, что Ирина Шаляпина тоже вспомнила первым делом знаменитые «Розы», не случайно. В них было вложено столько души, столько мастерства, что они запоминались сразу, особенно на фоне неспокойной предвоенной, а потом и военной России. Они шли «от сердца в живопись», как всегда стремился Коровин. И конечно, «Розы» относились к тем произведениям, о которых, помните, Коровин ещё в молодости сказал: «В искусстве нужно только писать и делать любимое». «Розы» — это было любимое[3].

Константин Коровин создал более двадцати произведений, посвящённых розам. И это не эскизы, не наброски, а вполне законченные произведения. Художник поставил розы в ряд других традиционных сюжетов. Он, пожалуй, первый показал их красоту, а главное — несомненную художественную образность.

Розы Константина Коровина, как никакого другого художника, потрясают безудержным, буйным темпераментом, размахом кисти и щедростью красочной фантазии. Но чего нет в его розах — так это спокойного изящества, выверенной элегантности, лирического любования. Они написаны сильно, сочно, броско. Более того — чувственно. Розы созданы под влиянием неудержимой и всепоглощающей страсти. Константин Алексеевич был человеком увлекающимся, и искреннее, большое чувство рождало столь прекрасные розы.

Константин Алексеевич писал розы везде. Большая часть картин создана в Крыму, в Гурзуфе, на его даче. Находил розы художник и в Москве, и в Петербурге. <…>

Розы обязаны Константину Коровину триумфальным пришествием в высокое искусство. А они, в свою очередь, прославили великого русского живописца[4].