Рус / Eng

Сайт находится в стадии разработки

About project

Literature

News

Collections

Museum

Authors

Contacts

Indices

Houses

Partners

Exhibitions

Maecenas

Persons

Search

About project

News

Museum

Collections

Indices

Partners

Maecenas

Search

Причащение умирающей

Английское название

A Dying Woman Receives Communion

Время создания

1839

Материалы и техника

Холст, масло

Размер

76×101

Варианты названия

Причащение умирающей; Причащение больной женщины Святых Тайн (авторское); Приобщение Святых Тайн больной крестьянской женщины; Больная молодая крестьянка в постели готовится к причащению Святых Тайн (в собр. Ф.И.Прянишникова); Причащение крестьянки (Международная выставка в Лондоне, 1862); Умирающая. Причащение Святых Тайн (выставка

Из коллекции

Ф.И.Прянишникова

Современное место хранения

Государственная Третьяковская галерея

Инвентарный номер

5062

Цитаты:

Судьба этой картины непроста. Художник назвал её «Причащение больной женщины Святых Тайн». Газетные и журнальные критики, как кому хотелось, почти сразу переиначили авторское название. <...>

Живописец стремился показать благотворность и чистоту православной веры, силу молитвенного сосредоточения. Причащение умирающих по церковным канонам совершается священником или собором священников и поэтому называется соборованием. На картине мы видим священника и дьячка, стоящими справа и слева, по бокам сидящей на постели молодой девушки. Художник изобразил также окруживших больную людей. Женщины стоят у изголовья, помогают ей усесться на постели. Другие персонажи истово крестятся.

Таинство последнего причащения свидетельствовало о близости перехода в мир иной, где «нет печали, но жизнь бесконечная». Поэтому фигура молодой женщины, её последнее земное ложе показаны освещёнными. Словно бы отблеск уже неземного, божественного света ощутим и на лицах столпившихся вокруг постели. Картина словно бы учит, какой по мысли художника должна быть православная кончина человека.

В произведении много интересных, не сразу бросающихся в глаза особенностей. Так, приобщённая Святых Тайн больная помещена в композиционной плоскости картины отнюдь не в центре. Этот приём не случаен. Полезно рассмотреть место женской фигуры относительно всего освещённого участка картины. Тогда её фигура окажется расположенной почти по законам традиционного «золотого сечения» — чуть смещённой к краю относительно середины между группой священнослужителей.

В общей композиции полотна «масса тени» подобным же образом взаимодействует с «массой света». В результате возникают особые, медлительные ритмы поз и жестов, ощущается зрительная гармония всех частей замысла. Это вносит в изображение впечатление тихого покоя, уравновешенности, скорбной тишины. А всё вместе — свидетельство, что Алексею Венецианову, художнику из сельца Сафонково Тверской губернии, были хорошо известны классические приёмы выстраивания сюжета. Нелишним будет вспомнить, что профессора петербургской Академии художеств отказывали мастеру в «надлежащих художнику знаниях». Они, поскольку живописец не имел официального художественного образования, относили Венецианова к любителям-самоучкам.

Столь же не случайны расшитый полог над кроватью, тщательно заправленные складки простыней. Выразительная деталь — крупная икона в пышном позолоченном окладе. Заметно и уважительное расстояние, которое отделило крестьян от постели. Небогатый быт основной массы русских крестьян в то дальнее время не предполагал пышных узорчатых занавесей. Всё позволяет считать, что изображена кончина не крестьянки, как указывали некоторые каталоги. Это молодая барыня или барышня-помещица. Венецианов не случайно дал обобщённое определение «больная женщина».

<...>

Немалую роль в становлении мировосприятия Венецианова играла Церковь. Не случайны многочисленные упоминания в переписке мастера об исполнении икон для того или иного храма. Для Венецианова картины о православной жизни оказывались словно бы рождёнными из глубин самого сердца. <...>

После эпидемии холеры 1831 года, когда умерла его жена, Венецианов стал глубже задумываться о судьбе и предназначении человеческой жизни. В сохранившихся письмах неоднократно встречаются слова, посвящённые памяти супруги. В них сквозит печаль о нехватке материнского внимания подрастающим сиротам-дочерям. Из всех этих раздумий и родилось полотно «Причащение больной женщины Святых Тайн». <...>

Разумеется, мы знаем о существовании близкого сюжета «Успение Богородицы» в древнерусской иконописи. Нам известны клейма в многочисленных иконах, где тема благочестивой кончины христианина также находила своё отображение. Однако в истории новой русской живописи картина явилась первым реалистически исполненным сюжетом на подобную тему. При этом можно утверждать, что её духовная сила и выразительность не уступают лучшим иконописным образцам. Хотя в жизни православного человека особо значимых событий весьма немного (крещение, первая исповедь, венчание, обряды, связанные с взрослением родившегося потомства и т.п.), живописцы до Венецианова обычно не обращались к таинству соборования. Это объяснимо, они пытались раскрыть красоту, радость жизнелюбия, продолжения рода человеческого. Уход в мир иной по традиции связан с печалью об усопшем, с семейным и общинным горем, нелёгкими переживаниями.

Свой труд Алексей Венецианов представил на академическую выставку 1839 года. <...> Для современников полотно явилось своеобразным откровением. Работу отметили большинство обозревателей выставки. Порой эти отзывы по непритязательности оценок могут вызвать улыбку в наше «учёное время»: «В последней его картине что может быть лучше и вернее сельского дьячка, сельского священника? Старушка, молящаяся, и молящаяся усердно, по-русски, очень хороша и ничуть не лишняя в картине. Сама больная, с выражением надежды и веры во взоре, больна в совершенстве», — отмечалось в «Библиотеке для чтения».

Можно смело сказать, что начиная с работы Венецианова в русской живописи со временем появились картины на подобный сюжет. Например, через несколько лет на очередной выставке в Академии художеств в Петербурге была показана картина поляка Фаддея Горецкого «Причащение умирающей». <...>

Уместно сопоставить замыслы художников. Для Венецианова момент христианского таинства связан с переживанием и осмыслением перехода человека от земного существования в жизнь вечную. Это чувство раскрывается через тишину, душевный свет, самососредоточение. Подобное состояние души присуще всем без исключения персонажам его картины. В случае с выходцем из Польши Горецким мы видим явную экзальтированность героини картины. В замысле проступают черты неглубоко понимаемой жанровости, некоей анекдотичности в раскрытии сюжета. Возможно, сказалось католическое окружение пенсионера в Испании и Италии, его личная приверженность к католицизму, всегда тяготевшему к театральной патетике чувств.

Время шло. Через несколько десятилетий новое видение жизни и отношение к посмертному существованию души выразил в картине «Отказ от исповеди» Илья Репин. В «ногу с веком» шла и художественная критика, переставшая воспринимать уникальность искусства Венецианова.

«Заметим Умирающего Венецианова, который писал в духе Грёза и представлял нередко русскую народность приглаженною и подчищенною. Его работы очень нравились в своё время», — снисходительно писал один из присяжных критиков новой эпохи. Тем не менее... картина была показана в рамках выставки «Собрание картин и редких произведений художеств, принадлежащих членам императорского дома и частным лицам Петербурга» в 1861 году в залах Академии художеств. Работа была также отобрана российским жюри на Всемирную выставку и экспонировалась на ней в 1862 году в Лондоне. В 1947 году полотно включили в состав выставки, посвящённой творчеству Венецианова.