Цитаты:

Мстительная вдова... тайно пригласила Гензериха вступить в Рим и отмстить за смерть императора [Валентиниана], его союзника и друга. Гензерих не любил заставлять долго ждать себя, он немедленно поднялся с берегов Африки с толпами своих вандалов на пиратских судах и высадился в Италию. И что только уцелело от меча Аттилы, всё то истребил по своему обыкновению Гензерих. Он не очень разбирал, кто прав, кто виноват и кому он должен оказать помощь. Всё испытало равную участь. Гензерих имел необыкновенное искусство грабить: после него уже никто не мог ничем поживиться. Рим, который дотоле щажён был даже язычниками, был ограблен без милосердия этим христианским королем; всё, что только можно было взять, он взял. Корабли свои он наполнил множеством пленников, с которыми сам не знал, что делать; вывез множество артистов и художников, увёз даже супругу императора, к которой пришёл сам на помощь, вместе с дочерьми её, наконец даже сорвал золотой купол с Капитолия и утащил его вместе с другими сокровищами в Африку[1].

Общечеловеческое бедствие, олицетворяющее гибель античной цивилизации, становится содержанием и следующего за «Последним днём Помпеи» исторического произведения Брюллова — «Нашествие Гензериха на Рим». Общность содержания (с поправкой на причины гибели), повторы персонажей (мать, обнимающая своих дочерей; разбившаяся о булыжную мостовую молодая женщина; фигура священнослужителя), созвучность антуража — всё это позволило искусствоведам назвать «Нашествие Гензериха на Рим» репликой «Помпеи»[2].

Брюллов написал буйную толпу вандалов на улице Рима, среди колонн и статуй. Победители разрушают дворцы и грабят храмы, римская императрица пытается спасти дочерей, к которым тянутся жадные руки воинов. Огромный негр выбегает из толпы, унося на руках дорогую добычу — прекрасную молодую женщину, её муж или возлюбленный, упав на колени, с мольбой протягивает к ней руки, не столько надеясь удержать её, сколько навсегда прощаясь с ней. Рядом семья римлян оплакивает своего убитого. Рыжебородый Гензерих на вороном коне, с чёрным, как дым, султаном из конского хвоста на золотом шлеме главенствует над своими воинами, побуждая их к убийству и разрушению. Священнослужитель в белой одежде стоит на ступенях храма, почти бесплотный рядом с мускулистыми, лоснящимися телами воинов, неподвижный и бездействующий рядом с безудержной, бушующей стихией, он скорее воплощает нравственную идею, нежели силу, противостоящую нашествию. Участь Рима решена[3].

...Папа Лев Великий явился заступником города... ему удалось убедить Гензериха воздержаться «от огня, убийств и мучений», но ему не удалось спасти город от грабежа и разрушений… Варвары свирепствовали две недели. Не было счёта телегам, увозившим богатства, награбленные в храмах и дворцах. Среди этих богатств увозились и сокровища Иерусалимского храма, привезённые в Рим Титом в 70 г. Это было окончательное исполнение пророчества Спасителя (Мф. 24:2, 35; Мк. 13:1, 2, 31; Лк. 21:5, 6, 33), предсказывавшего не только окончательное разрушение самого здания храма, но также и гибель всех драгоценных предметов и сокровищ, в нём находившихся (Мф. 24:1—2; Лк. 21:5)[4].

Перовский показывал мне Взятие Рима Гензериком (которое стоит Последнего дня Помпеи), приговаривая: заметь, как прекрасно подлец этот нарисовал этого всадника, мошенник такой. Как он умел, эта свинья, выразить свою канальскую, гениальную мысль, мерзавец он, бестия. Как нарисовал он эту группу...[5]

...Под кровом радушного хозяина он принялся за работу, после того кау уже пять месяцев не было у него кисти в руках. <...> Когда А.С.Пушкин, посетивши Брюллова, заметил ему, что картина, написанная по этому эскизу, может стать выше «Помпеи», он отвечал: «И сделаю выше “Помпеи”!» Но, к сожалению, предприятие это осталось невыполненным.

По направлении к храму едет Гензерих, верхом на вороном коне, сбруя которого украшена красными кистями. На нём шлем с короной и с большим конским хвостом, кольчуга надета на лиловую рубашку; ноги его завёрнуты в красное; сверх кольчуги накинута жёлтая с красным епанча. Он обращён к зрителю правым боком, правая рука вытянута. Несколько левее его, на переднем плане, негр с завязанным ртом и с белой чалмой на голове, в белом плаще, из-под которого видна жёлтая рубашка, взвалил на плечо молодую женщину. Её лиловое платье свалилось и обнажило до талии прекрасное тело; тщетно силится она правою рукою оттолкнуть как клещами обхватившую её руку негра, а левою тянется к мужу, который, на коленях, уцепился руками за негра, моля его о пощаде. Свалившийся с него лиловый плащ открыл зелёную тунику. Ещё левее другой негр повалил красивую молодую женщину на землю и снимает с неё дорогое ожерелье. На ней надето красное платье, возле неё лежит синий плащ. На ступенях храма, по направлению к которому едет Гензерих, стоит папа в полном облачении, с тиарою на голове и с жезлом в руке. Тут же на ступенях лежит убитый, схватившись правою рукою за грудь, по которой струится кровь, левая рука его бессильно упала на землю. На нём накинут бледно-зелёный плащ. Около него, в ужасе, жена, задом к зрителю, обернув голову вправо, почти в профиль. На ней красно-оранжевое платье и зелёный плащ, волосы её собраны сзади греческим узлом. На правой руке она держит ребёнка: другой ребёнок, побольше, стоит на земле; вся его фигура изображает ужас; на нём надета лиловая туника и сиреневый плащ. Немного позади крепко схватились между собою три женщины. Одна в зелёном плаще, цвета viel or, задом к зрителю, другая в лиловой тунике и голубом плаще и третья в светлой тунике и пурнурном плаще, на чёрных волосах её надета золотая императорская корона. Два негра, голые, только опоясанные, один из них в шлеме, стараются разъединить их. На самой верхней ступени два человека тащат вырывающуюся изо всех сил женщину. С неё уже свалился зелёный плащ, и белая одежда своими складками ясно обозначаете её формы. В заднем плане видны другие дикие воины, предающиеся грабежу и насилию, расхищающие церковныя и частныя сокровища. Ф[игуры] м[енее] н[атуральных]. Картина местами потрескалась [6].